‘Здесь было кладбище’, — житель села Загальцы

Мы купили дом семь лет назад. Навели порядок, провели воду — и началась война. Утром я проснулся, жена проснулась, говорит, что-то мы проспали, потому что объявили военное положение. Потом я пошел в магазин купить хлеб и понял, что уже ничего не куплю. Большие очереди [были], выгребали люди все. Я только пачку риса купил. Больше ничего не было. Ни хлеба, ни продуктов, ничего.

Потом со стороны Иванкова начались взрывы. Свет у нас пропас сразу, связи не было. Начали раздавать гуманитарку возле сельсовета. Пошли в сельсовет восьмого марта, едет мужчина по машине и кричит: прячьтесь, танки едут. Заехали наши ребята на четырех БМП, проехали до конца села, там их встретили россияне, они вернулись и пошло-поехало...

Начались бомбардировки. Как нам военные говорили, что ж мы поделаем? У них был приказ освободить Бородянку. Они к Бородянке подъехали, их россияне встретили огнем. Вернулись обратно. У наших техники было мало, а вот там — село Галинка, там стояли россияне: 20 БМП, 20 еще что-то, много техники. Дело было так: наши туда раз стрельнут, оттуда прилетает десяток в ответ. И “грады”, и снаряды, и беспилотник.

Мы разводим коз, восьмого марта перебрались к соседке в погреб. Летит над селом вертолет, как пролетит, за 20 минут можно успеть подоить и накормить коз. 20 минут прошло, начинаются бомбардировки.

До 16 числа мы досидели, видим, что уже выйти из погреба невозможно. Поля, дома — все обстреливали. Мы 16 числа в чем были в машину — и за село, на дачи, в лес. Три дня просидели в лесу: козы и мы. А потом добрые люди, что на дачах остались жить, показали нам заброшенный дом. Привели его в порядок, перезимовали там. Потом уже благотворители поставили нам модульный домик, и оттуда мы перебрались сюда.

Они [россияне] заходили, когда мы на дачах были. Там дачное поселение и тупик. Дальше некуда ехать. Они приехали на двух БМП, по дачам проехались. Посмотрели, что некуда ехать и военных нет. Походили по домам, посмотрели, кто где живет, забрали телефоны, у некоторых хотели паспорта забрать. А тут в селе напивались и пьяные катались на брошенных машинах. Разгоняются и в забор машиной. “Ба-бах”, вышли — “ха-ха” и ушли. Собак постреляли на дачах.

Наш дом сгорел, когда мы уже уехали. Мы только стояли, наблюдали с дач. Как россиян выгнали, так и вернулись. Из-за поворота выезжаем, смотрим, один дом сгорел, другой, и нашего нет.

У нас был деревянный сруб, полностью под ноль, и печка стояла. Это то, что не сгорело. Такая температура была, что банка трехлитровая не лопнула, а просто смялась. Вот такая высокая температура была. Здесь прилет, там прилет. Триста домов в селе полностью разрушены. Седьмого числа прилетела то ли бомба, то ли что-то еще, школу разрушили и электрическую подстанцию. Там яма была как наши пол участка.

Соседские дети, зять с дочкой и детьми уехали, а соседка осталась. Мы как-то стояли, разговаривали через сетку. Летит оттуда истребитель, смотрю: дом “ба-бах” и тряпье полетело. А он теплушки сбросил, развернулся и улетел. Ночью много летали. Днем не так, а ночью — много. Выходишь на улицу, кажется, что над головой прямо. Такой гул… Я аж приседал. Страшно было.

Мы в погребе сидели с дедушкой и бабушкой, когда в начале улицы дома загорелись. Я вышел, смотрю — дом горит. Говорю, это не ваш? Дед выскочил, побежал туда, баба голосит, зачем ты туда пошел! Наши здесь на перекрестке стояли, чтобы не пускать россиян. Они хотели через Майдановку идти на Житомир.

У нас тревожный чемоданчик был, какие-то продукты. Спали в машине, потому что я успел запихнуть в машину два матраца. Костры жгли, козы возле нас, молоко. Мы 16-го уехали, в лесу оставили машину и пешком пришли сюда. Только вошли во двор, приехал мужчина из терробороны, а у нас здесь в железных бочках хранилась кукуруза, пшено. Здесь же были и куры, и гуси, и утки, и козы. Так я бочки высыпал, чтобы было что им есть. Прихожу на следующий день, а этот, из терробороны, говорит: “О, у вас кукуруза, дайте ведро кукурузы”. Говорю: “Бери”. Россияне, видимо, увидели с дрона, что машина подъехала и давай стрелять. Здесь и петухи летали, и куры.

Мы когда вернулись третьего числа, здесь было кладбище. Вот чем они лупили? Можете себе представить старую-добрую чугунную ванну. Она сверху вся побита. Я когда здесь все вырезал бензопилой, наверное, штук десять цепей порвал. Куча осколков, да таких жестких, что только заденет цепь — все. Вывез я все на помойку. Такие дела…

Чтобы они сюда больше не приходили, чтобы поиздыхали все! Столько горя натворили!