Школа прямохождения
Какой Сахаров? Зачем нам тут какой-то Сахаров, когда вальяжная державность, кирзовый патриотизм и вполне демонстративная воля к конформизму, понимаемому как высочайшая ступень гражданской зрелости, стали чуть ли не интеллектуальной модой. При чем тут Сахаров, когда дело стремительно идет к тому, что с современным миром нас станет связывать лишь газовая труба. Вот уж кто тут совершенно ни к чему, так это Сахаров. Да, да, тот самый – если вы забыли, – «кто развалил нашу могучую державу».
Не помню где я вычитал такое суждение: если Христос появился бы в наше время, его бы даже не распяли. А уж простого, хоть и великого академика скорее всего и вовсе бы не заметили. Впрочем, всяческая сослагательность столь же соблазнительна, сколь и некорректна. Не будем поддаваться соблазну. Он жил в свое время. В наше. И это уже само по себе примиряет с действительностью.
Откуда он взялся? Откуда взялись подобные ему? Их было очень мало, но ведь были же. Согласно распространенному мнению, критически мыслящая интеллигенция возникла как следствие перепроизводства образованных людей. Люди, не вписавшиеся в институты власти, становились критиками этих институтов. Допустим, но Сахаров-то тут при чем? «Ему-то, – недоумевали многие, – ему-то чего не хватает?»
А не хватало ему, как я однажды выяснил, вот чего. На каких-то очередных политзанятиях, с которых удрать было невозможно, потому что проводились они в рабочее время, выступает лектор из общества «Знание». Рассказывает он не о чем-нибудь, а об исключительной важности того, что происходит в данный момент, то есть о необходимости политического воспитания советских людей вообще и интеллигенции в частности.
Кто читает, кто вяжет, кто смотрит в окно – все как обычно. Тут лектор вдруг говорит: «А вы знаете, почему академик Сахаров стал таким, каким он стал? (Выдерживает эффектную паузу.) А все очень просто. Это, представьте себе, личная вина Сталина». Вот те раз! Я стал прислушиваться. «Да-да, не удивляйтесь. Сталин лично распорядился, чтобы в этих самых академгородках, где физики работали над бомбой, их не отвлекали от работы и не проводили политзанятий. И вот, пожалуйста. Так что, товарищи...»
Ах, вот оно что. Ну, тогда все понятно. Просто политграмоты не хватило секретному, элитному, как теперь говорят, физику, академику и герою, баловню судьбы, надежде и опоре государства. Не прочел вовремя «Краткий курс» – и вот тебе, пожалуйста. Уж если не за наше счастливое детство и не за все остальное, то хотя бы за Сахарова спасибо товарищу Сталину. Жирный плюс ему в тетрадку.
Сахаров был необходим не только нам. Он был необходим этому жулику-лектору. Он был необходим гэбухе, где «под Сахарова» небось был отведен целый отдел с генералами, адъютантами и тридцатью тысячами одних только курьеров. Повесть о том, как один академик хренову тучу генералов прокормил.
Писатель Лесков писал, что в России легче найти святого, чем просто честного человека. Биография Сахарова несла в себе черты святости. Прежде всего такие, как великий грех и его искупление. Таким великим грехом многие считали созданную им водородную бомбу. Однако едва ли Сахаров мыслил категориями святости. Во всяком случае, применительно к себе. Им двигал азарт великого ученого, человека точных знаний, привыкшего решать задачи, доводить затеянное дело до его результата.
Не все читали его труды, и не все слышали его речи. Для немалого числа людей сам факт его существования был начальной школой прямохождения, был сильнодействующим лекарством от капитулянтства и цинизма.
Именем Сахарова названа одна из самых неуютных московских улиц. А памятников, кажется, нет. Для меня самым впечатляющим памятником служат незабываемые кадры с того самого съезда, где он стоит на трибуне со смущенной улыбкой Паганеля, в сбитом набок галстуке, с нелепо загнувшимся воротничком старомодной рубашки.
Пытается что-то сказать – тихий голос, не очень внятная дикция. Эти – которые в зале – топочут и орут как резаные. А он стоит и ждет, когда они, наконец, его услышат. Какой там трибун? Какая там харизма? Типичный штатский лох, «профессор кислых щей» – традиционный объект ненависти и насмешек, извечная «народная потеха». Это показывали раз сто, наверное, не меньше. Но я бы посмотрел еще – столько в этих кадрах безнадежного отчаянья, и столько в них надежды.